| Appunti di viaggio del postmodernisto |
[Jul. 1st, 2018|04:03 pm]
Владимир Строчков
|
Ворчливая ностальгиана
(тристефлексии, почти дневник)Он в Кракове грустил о фатерлянде…
Иосиф Бродский. Два часа в резервуаре1.
Мне грустно и легко, печать моя светла:
исчерпан картридж, и, туманный кембридж,
и зябка, и москва, но как свекла
красна собою родина… В Докембрий,
в моськву, в моськву! Нет, не как три, шустры –
как сорок тысяч русопятых братьев,
он мизерленд!, нах бутерлянд! Остры
желания напялить зимних платьев
и шастать меж сугробов и людей,
внедряясь в плоть отчизны, словно клизма.
Пусть разнаипоследнейший злодей,
но я не чужд ура-патриотизма:
первороднóй не обменяю квас на чечевидность мерзкой кока-колы.
Отточество, ты снишься кожный раз,
И гóрьки мне, горькú твои уколы.
Мой биттерланд, как сладок горький дым
отечности, пока его не чуешь…
Но сон таким как я, немолодым,
не в сон, когда не дома заночуешь.
Все крутишься, не спится, все не так:
не спица, так горошина в перине,
из темноты ночной глазеет мрак,
как будто спать приходится в витрине…
Но я о хатерлянде. Снилась мне
Мать-Родина-с-Малахова-Кургана.
Она бетонным туловом ко мне
прильнула, навалилась, ветерана –
и чуть не задохнулся я во сне.
У-у-у!, р-р-родина, у-у-у!, как ты мне мила
своей отчизной, рыбьей головизной,
своей зимой, весной, дороговизной
и под/виагрой…
Как твои дела?
2.
Мои же итальяно, соно грато1;
что ною – это нерви2: в двух шагах;
марина3 так мила и пасседжата4
и так беллецца5, что ну просто ах!
Здесь так больяско6! балуя желудок,
плоть пестуя и генуя7 грехи,
лигу ри я8 сказать, что мой рассудок
во испупленье ссудит мне стихи?
Пожалуй, нет. Стихи мои плохú…
Я забываю русский… Или плóхи?
Я не гожусь в свидетели эпохи.
Раззудок мой холява жрет, как блохи,
а sine cura хуже синекдохи10:
сквозит и продувает сквозь прорехи,
навроде душегрейки из дохи.
Холява, сэр! Обжорство да компьютер,
компьютер да обжорство – вот мой круг
порочный – рая?.. ада?.. – бес попутал,
сам не пойму. Вергилий! Где ты, друг?
Но рядом никого. Один Верзилий.
Верней, Верзувий. Кто же виноват,
что результат мучительных усилий –
Дерьмо. Дерьмо и разума распад.
Рассудок мой застигнут на горячем,
замазан и замечен (но с трудом)
в делах предосудительных: он прячет
концы в цитаты. Постмодерн. Дурдом.
Распадок мой затиснут в узкий кембрик
и подключен к разъему USB
другим концом и был бы там закернен,
когда б не страх сорвать его с резьбы.
3.
Свечаль моя свекла и восковита,
а ноутбук быстрей и гейтуей11,
чем мой майсэлф, что Влада Аквавита12
уже почти перевела, и ей
совсем немного от меня осталось
перевести, но это интервью
алитальяна все же лишь preview
оригинала. Как же я привью
его к подвою русскому? Вот жалость,
вот недотыка, горе, диспьячере13!
Ну как привить к российскому дьячку
отросток римской папы, стройный черен?
И приближая перевод к очку,
я весь извелся, видя, как извод
раздерганного вклочь оригинала
срастался вкривь, являя свой испод,
водою мертвой, как перегинала
мой русский по складам ее рука
нелегкая, что принесла победу
к дымящимся руинам языка,
прививши переводу ногтееду.
4.
(Как короед похож на перевода!)
(Как много в короеде от урода,
орудуемого со словарем!)
(Какая это мертвая порода!)
Когда-нибудь и мы с тобой умрем,
но перевод – живой покойник сроду.
Как все-таки черна и глубока
дыра, что отделяет два народа,
два, кажется, столь близких языка,
две родственных культуры. Нету брода
через неизмеримую дыру
и нету перевозчика, похоже.
Когда-нибудь и я совсем умру,
но, я надеюсь, в подлиннике все же.
Тогда меня переведет Харон
через язык стоячей мертвой Леты.
Но я б хотел дожить до похорон
на языке живом, а не на этом.
Нет, Хайдеггер был прав, когда сказал,
что философский корпус древних греков,
переведясь на римский, исказил
картину мира. Сунешь руку в реку –
а рак уж тут как тут. Его клешни –
метафоры, лакуны, метастазы –
кромсают смысл. Мы в этом все грешны,
мы все подряд – разносчики заразы,
носители культуры «Вавилон».
В нас угнездился этот страшный вирус,
уродующий смыслы. Это он,
рак, поразивший мыслящий папирус.
5.
Печаль моя стекла, и мозговито
я сел писать: «Печаль моя стекла
прозрачнее…». Цитаты сопрофита,
когда не паразита. Тяжела
чугунная десница постмодерна,
печален жребий мой: ярлык, жетон,
лейбл, этикетка, пустула, каверна,
Халява, сэр! Халява да центон.
Тяжелыми шагами командора
Смерть Автора идет на званый пир,
«пирдуха», как сказал поэт14. Аллора15,
блажен ли тот, кто посетил сей мир
в минуты постмодерна роковые,
в эпоху бздуновения чумы,
холеры, мозговой дизентерии
на наши развращенные умы?
Не слезть со стульчака клавиатуры.
Мучительный понос чужих словес,
отходы обожравшейся культуры,
утильсырье, идущее на вес,
поэзия, идущая на убыль,
в распыл, в разнос, на вынос, на ущерб.
На полку впору класть стихи ли, зубы ль,
но не позорить цеха славный герб.
У бездны мрачной на краю для вида
лишь постоять? Или подать пример?
Смерть Автора страшнее суицида,
халтура смертоноснее холер,
а языки длиннее пистолета,
культурой поднесенного к виску
несчастного поэта. Геббельс, где ты?
Пора палить по метаязыку!
6.
Печаль мою свезло, и кособрюхо
она отвисла в сторону нытья.
Да, пессимист, да, жалкий нытик я,
да, маловер. Все протори, проруха,
утруска да провес, усушка, гниль,
лакуны, пересортица, все карсты,
цезуры, сбои ритма. Миттельштиль
а меддзоджорно16. Где найти лекарство
от русской ностальгической хандры?
В отличие от остеохондроза,
не лечится она. Больная Ры
торчит в мозгу, как вянущая роза,
как Никонова, стонет и кричит,
зовет домой, обратно, блудным сыном,
упитанным тельцом… Многоочит
и долгорук извод российский сплина.
Ну, да, ну, да, страна моя странна,
но суть ее светла и самовита,
и оттого пищаль моя стройна,
как перевод свеклы на аквавита17,
как железнодорожный перегон
Иркутск-Решоты и как Евтушенко
его «Зимой», как травка эстрагон,
добавленная в русский самогон,
такой прекрасный и несовершенный.
И оттого ночами я не сплю,
пишу, курю, трещу клавиатурой,
что по ночам я родину люблю
всей русскою еврейскою натурой.
7.
Печаль моя спеклась от этих вахт,
и полон портаченере18 окурков,
как Портофино19 – белоснежных яхт,
катающих зажравшихся придурков.
Одна из них, прекрасная, как плод
любви двух яхт, приписана в Нассау,
огромна, как былой линкор «Бреслау»
и на борту имеет вертолет.
И я подумал, глядя на нее:
«Люблю тебя, немытая Россия,
любовь моя интимна, некрасива,
как грязное исподнее белье.
Люблю тебя, как спившуюся мать,
люблю твой интерес кровавый к лире
и надпись в переделкинском сортире:
«Убедительная просьба
черновики рукописей в унитаз не бросать».
Люблю державный твой наряд и вид,
и шовинизм, и мертвые деревни,
твой алкогольный автогеноцид
и срать повсюду твой обычай древний.
Люблю лицо приезжее твое
твоей национальности кавказской
(уезжее еврейской). Всех кацо
встречаешь ты с любовью и опаской,
обнюхивая каждый чемодан:
не пахнут ли лимоны гексагеном?
Но если пахнут – впустишь завсегда,
приняв на лапу. Это в наших генах.
Люблю тебя, страна новогоспод,
новорабов и президентов странных.
Любви моей немыслим перевод
ни на один язык из иностранных.»
8.
Печаль моя ветла промеж берез,
плакучая над родинкою ива,
печаль моя и липа, и плаксива.
Ныть, но не ехать – это некрасиво,
но не иссякла консульская ксива,
не кончился шенгенский мой наркоз,
и я в своей печали не спешу
ступить в твои развесистые сени
осенних клюкв. Бумажками шуршу,
как мышь, в углу Италии, спасенья
ищу в автоматическом письме,
катарсиса20 в бессмысленной работе.
Единственный один мотив в уме
застрял, как PC card в разбухшем слоте:
про «Едет, едет Вася…»21. Про меня.
Я про себя бубню его все время.
Не едет Вася. Вася променял
свой рупь любви к отечеству как теме
на лиру итальянскую. Но все ж
о родине душа его рыдает,
тем паче, что курс лиры нехорош,
а рупь неторопливо увядает
и опадает медленно, шурша
и кажется почти совсем зеленым
под лупой 30Х. И вот душа
все рвется, трепеща, меж отдаленным
Рублёва отчим домом и страной
лирической, пеналом Кватроченто.
А между тем мой русский, мой родной
все копит итальянское accento22,
и пепел portacenere23. Бензин
кончается в любимой accendino24.
Basilio non và25. Он блудный сын,
упитанный телец, парричидина26.
9.
Пить чай еще светло, а пить caffè27
уже темно. Что ль пожевать focаccia28
с vitello freddo29?.. На такой строфе
завязывать бы впору. Но пока что
меня несет мой Pegaso30, Пегаш,
гибрид ахалтекинца с першероном
и стрекозой. Ему на вид не дашь
его годков. Он прет неугомонно,
его подков по лысой мостовой
гремит тяжелозвонкое скаканье
и по ночам. С разбитой головой
с утра с одра слезаю. Блин, исканья,
порывы, муки творчества! Навоз
из stalle d'Augia31 я не поспеваю
вытаскивать за ним. Сведу в колхоз!
На бойню! В живодерню! Я зеваю,
поганый рот крещу и матерюсь,
калган трещит, как сорок тысяч братьев
сорочьих на кагале их. О, Русь,
куда ты мчишься по башке? Проклятье!
Твой красный конь купается в крови,
твой бледный конь бредет к Армагеддону,
твой бедный сын валяется в траве,
сродни употребленному гондону.
Зачем, о Русь, мне этот божий дар
данайский, этот конь в пальто троянский,
в буденновцы зачем полужида,
определила ты? Самой неясно?
Зачем охлюпкой трюхать мне опять
в ночное?.. Слышишь?.. Слышишь?..
Нет ответа.
И почему я должен с Музой спать?..
10.
– А потому, что с ней не надо света, –
доносится с восточной стороны, –
а свет, вестимо, надо экономить.
Не хочешь с этой в качестве жены –
могу тебя с другою познакомить,
но помни: экономика должна
быть экономной. Свет не жги напрасно.
Поэзия – законная жена,
с ней свет не нужен, как с чужою, ясно?
Куда ж ясней! Куда ж я с ней, с женой?
Опять в постель, опять плодить ублюдков?
Я б изменил ей с грацией иной,
что помоложе и без предрассудков –
к примеру, с Фотошопой32, с Корелдро33
или с прекраснобедрой Кваркэкспрессой34:
ее прекраснобедрое бедро
пылает пылом юного прогресса,
суля такие поссибилитá35,
такую смену поз и положений…
Что по сравненью с ними суета
супружеских заученных движений!
Все ямб да ямб, да изредка хорей,
анапест, в долгих паузах – гекзаметр,
а то верлибр. Но я, полуеврей,
устал который раз сдавать экзамен
на аттестат, который перезрел,
обмяк, обвис и не свалился с ветки
лишь оттого, что сроки наших дел
привыкли мы считать на пятилетки.
Размер совка – в супружестве, в любви,
в поэзии… Как им писать сонеты?..
(поговорить о странностях любви,
превратностях и сладостных приметах,
изустных описаниях миньета,
перверзиях и прочих «се ля ви»?)
Но я кричу уже в который раз:
– О, Гусь Хрустальная, вся в яблоках на Спаса,
О светлый Криштальнахт, Сандея русских рас
и наций! Только крикни мне: «Алас!»
или «Атас!» – я отзову Пегаса,
я прибегу – в слезах, в соплях, в крови…
«Даешь в три года?!» – «Раз: а больше нету.»
«Даешь?!» – «Отстань!»
И сколько ни зови:
«Даешь ответ!?»… –
11.
Нет, не дает ответа.-----------------------
Примечания:
1) я благодарен.
2) Nervi – городок, в сущности, пригород Генуи (см. прим. 7), за которым начинается Больяско (см. прим. 6).
3) marina – морское побережье.
4) passeggiata – прогулочная дорожка. Речь идет о восхитительной пасседжате в Нерви (см. прим. 2), километра два вьющейся над обрывистым берегом моря.
5) bellezza – красота, прелесть; красотка.
6) Bogliasco – коммуна Больяско, маленький городок между Генуей (см. прим. 7) и мысом Портофино (см. прим. 18), где я провел полторы недели в 2000 и пять недель в 2001 году .
7) Генуя (Genova) – столица области Лигурия (см. прим. 8).
8) Liguria – область в Северной Италии, на побережье Лигурийского моря. Площадь 5413 км2. Население 1882 тыс. человек (1970). Включает провинции: Генуя, Империя, Специя, Савона. Главный город – Генуя*. Около 2/3 терр. Л. занимают Лигурийские Апеннины (на С. и В.) и отроги Приморских Альп (на З.). Горы местами подходят к берегу и круто обрываются к морю; побережье сильно изрезано, на остальной территории преобладает холмистый рельеф. Открытая к морю и защищённая с С. горами, прибрежная часть Л. обладает мягким ровным климатом и известна своими климатическими курортами (Рапалло, Нерви**, Сан-Ремо и др.) [БСЭ].
9) синэ кура – букв.: без заботы.
10) синéкдохи: и с греческим огрехи,
не только с русским; за мои грехи
когда-нибудь мне будет на орехи:
язык суров, а мне бы все хи-хи.
11) Gateway – название фирмы-производителя моего ноутбука; благообразно увядающий брэнднейм.
12) Vlada Acquavita – италоязычная поэтесса из города Буйе*** (Истрия, Хорватия); по ее инициативе было затеяно мое интервью для итальянского сайта Fucine Mute. Готовилось оно так: я написал все по-русски, Влада, ни аза не знающая ни по-русски, ни по-английски, переводила его на итальянский, а венгр Дьёрдь Рети, более-менее владеющий русским и итальянским, служил языковым посредником между мной и Владой. Можно себе представить, что из этого получилось. О том дальше и речь.
13) dispiacere – горе, неприятность.
14) Сева**** припечатал, а Вова***** перепечатал.
15) аллора – ну.
16) a mezzogiorno – в полдень.
17) водка (ср. тж. польск. «оковита»)
18) portacenere – пепельница.
19) Portofino – мыс на побережье Генуэзского залива, пожалуй, самый шикарный курорт для богатеньких на севере Италии.
20) вообще-то, конечно, кáтарсиса (см. также прим. 10).
21) см. Александр Левин’97. Французский кролик. Levin@Home Studio, 1997.
22) ачченто – акцент.
23) см. прим. 18.
24) аччендино – зажигалка.
25) Базилио нон ва – Василий не едет.
26) от «parricida» – предатель родины; убийца отца, матери, сына – по отдельности или всех вместе.
Здесь я пишу слово «парричидина» именно кириллицей со специальным удовольствием. Из-за этого возникает забавный семантический казус: в итальянском суффикс -in придает слову уменьшительно-ласкательный оценочный смысл, «parricidina» – это получается что-то вроде «предателёк» или «отцеубивчик»; в русской же грамматике суффикс -ин придает слову значение увеличительности, усиления, и написанное русскими буквами «парричидина» для (русского же) глаза воспринимается автоматически скорее как «предателище», «отцеубоище» – разумеется, если владелец русского глаза знает смысл итальянского слова «parricida».
27) каффэ – кофе.
28) фокачча – жирная солоноватая пшеничная лепешка, выпекаемая на севере Италии.
29) витэлло фрэддо – холодная телятина.
30) Пэгасо – Пегас.
31) сталлэ д’Ауджьа – авгиевы конюшни.
32) PhotoShop™ – программный пакет обработки битовой графики.
33) CoralDRAW™ – программный пакет обработки векторной графики.
34) QuarkXPress™ – программный пакет верстки.
35) possibilita’ – возможности.
Примечания к примечаниям:
*) см. прим. 7.
**) см. прим. 2.
***) «…А в городе Буйе мы обнаруживаем улицу Максима Горького, причем надпись на табличке уточняет - "писяк"...» (http://www.domovoy.ru/0105/travel/travel1.asp)
****) Сева – это такая эпоха (не путать с эпохой Сёва, 1926-1989, в отличие от которой она не только не кончилась, но, скорее всего, и не кончится) по имени Всеволод Николаевич Некрасов.
*****) Вова – это такой писяк (см. ***) по имени Владимир Яковлевич Строчков, кто не знает.
сентябрь-октябрь 2001, Больяско-Милан. |
|
|
